Сергей Витте:
"Галантный, обмазанный с головы до ног русским либерализмом, оратор школы русских губернских и земских собраний, который и совершил государственный переворот 3 июня, уничтожив выборный закон 17 октября, и введший новый закон 3 июня — закон, который очень прост с точки зрения принципов, положенных в его основу, ибо он основан только на таком простом принципе: «получить такую Думу, которая в большинстве своем, а следовательно, и в своем целом была бы послушна правительству. Думцы могут для близира и говорить громкие либеральные речи, а в конце концов сделают так, как прикажут».
Покушение на жизнь Столыпина, между прочим, имело
на него значительное влияние. Тот либерализм, который он проявлял во время Первой
государственной думы, что послужило ему мостом к председательскому месту, с того
времени начал постепенно таять, и в конце концов Столыпин последние два-три года
своего управления водворил в России положительный террор, но самое главное — внес
во все отправления государственной жизни полнейший произвол и полицейское усмотрение.
Ни в какие времена при самодержавном правлении не было столько произвола, сколько
проявлялось во всех отраслях государственной жизни во времена Столыпина; и по мере
того как Столыпин входил в эту тьму, он всё более и более заражался этой тьмой,
делаясь постепенно всё большим и большим обскурантом, всё большим и большим полицейским
высшего порядка, и применял в отношении не только лиц, которых он считал вредными
в государственном смысле, но и в отношении лиц, которых он считал почему бы то ни
было своими недоброжелателями, самые жестокие и коварные приемы.
Мне несколько лиц говорило, что после катастрофы на Аптекарском острове, когда он
в разговорах проводил такие мысли, которые совершенно противоречили тому, что он
говорил ранее, когда он был предводителем дворянства в Ковно, губернатором в Саратове,
а потом министром внутренних дел, то он на это отвечал: «Да, это было до бомбы Аптекарского
острова, а теперь я стал другим человеком».
К этому времени Столыпин приобрел уже значительную
силу и в глазах императора и придворной партии. Столыпина заключалась в одном его
несомненном достоинстве — в его темпераменте. По темпераменту Столыпин был государственный
человек, и если бы у него был соответствующий ум, соответствующее образование и
опыт, то он был бы вполне государственным человеком. Но в том-то и была беда, что
при большом темпераменте Столыпин обладал крайне поверхностным умом и почти полным
отсутствием государственной культуры и образования! По образованию и уму ввиду неуравновешенности
этих качеств Столыпин представлял собою тип штык-юнкера.
Но государю и придворной партии, по-видимому, нравились его отважность и его храбрость;
что же касается других качеств, то для оценки их не было достаточно компетентных
судей.
Я со своей стороны даже думаю, что если бы Столыпин был один, не имел вокруг себя
семейства, то он бы не обратился в то, чем он стал; он бы делал ошибки по отсутствию
государственного образования, делал бы, может быть, резкие, неуместные выпады, но
оставался бы уважающим себя честным государственным деятелем.
Но, как говорят все лица без исключения, имевшие с ним дело, Столыпин, будучи человеком
с темпераментом и с большим самостоятельным темпераментом в отношении всех, терял
этот темперамент, когда он имел отношение к своей супруге.
Супруга Столыпина делала с ним всё, что хотела; в соответствии с этим приобрели
громаднейшее значение во всем управлении Российской империи, через влияние на него,
многочисленные родственники, свояки его супруги.
Как говорят лица, близкие к Столыпину, и не только близкие лично, но близкие по
службе, это окончательно развратило его и послужило к тому, что в последние годы
своего управления Столыпин перестал заботиться о деле и o сохранении за собою имени
честного человека, а употреблял все силы к тому, чтобы сохранить за собою место,
почет и все материальные блага, связанные с этим местом, причем и эти самые материальные
блага он расширил для себя лично в такой степени, в какой это было бы немыслимо
для всех его предшественников".