• 1862 - 1903 гг.

• Служба в Саратовской губернии.

• П.А. Столыпин на посту министра внутренних дел.

• Убийство П.А. Столыпина.

1862 - 1903 гг.

П.А. Столыпин родился 2 апреля 1862 г. в Дрездене, куда его мать ездила к родственникам. Детство и раннюю юность он провел в основном в Литве. Летом семья жила в Колноберже или выезжала в Швейцарию. Когда детям пришла пора учиться, купили дом в Вильне. Виленскую гимназию Столыпин и окончил. В 1881 г. он поступил на физико-математический факультет Петербургского университета.

Кроме физики и математики здесь преподавались химия, геология, ботаника, зоология и агрономия. Именно эти науки, последние из названных, привлекали Столыпина.

П.А. Столыпин рано женился, оказавшись чуть ли не единственным женатым студентом в университете. Ольга Борисовна, жена П.А. Столыпина, прежде была невестой его старшего брата, убитого на дуэли. С убийцей своего брата стрелялся и Петр Аркадьевич, получив ранение в правую руку, которая с тех пор плохо действовала.

Существует, впрочем и другая версия, которую рассказывал, в частности, С.Н. Сыромяников, близко знавший Столыпина по службе. Рука у него начала сохнуть еще в гимназические годы. Ему сделали несколько хирургических операций. В конце концов это будто бы и предопределило его решение идти в университет, а не на военную службу по примеру деда, отца и старшего брата. Писать больной рукой было трудно. Столыпин брал левой рукой карандаш или гусиное перо, вкладывая его в правую и писал, направлял здоровой рукой больную.

Тесть Столыпина Б.А. Нейдгардт, почетный опекун Московского присутствия Опекунского совета учреждений императрицы Марии, был отцом многочисленного семейства. Впоследствии клан Нейдгардтов сыграл важную роль в карьере Столыпина. Молодые супруги мечтали о сыне, а на свет одна за другой появлялись девочки. В 1885 г. родилась Мария, в 1891 г. – Наталья, в 1892 г. – Елена, в 1895 г. – Ольга, в 1897 г. – Александра. В 1903 г. родился долгожданный сын, названный Аркадием.

Внешне П.А. Столыпин сильно походил на своего отца. Он был так же высок, подтянут и подвижен. Но его привычки и жизненный уклад были во многом другими. П.А. Столыпин не курил (даром, что написал дипломную работу о табаке), почти не употреблял спиртного и редко играл в карты. Разнило его с отцом и отсутствие музыкального слуха. Но литературу и живопись П.А. Столыпин любил, отличаясь, правда, несколько старомодными, чисто дворянскими вкусами. Ему нравилась проза И.С. Тургенева, поэзия А.К. Толстого и А.Н. Апухтина. С последним он был в дружеских отношениях, и на петербургской квартире Столыпина Апухтин нередко читал свои новые стихи.

Столыпин был неплохим рассказчиком и сочинителем. Его дочери приходили в восторг от сказок о «девочке с двумя носиками» и о приключениях в «круглом доме», сочиняемых экспромтом каждый вечер.

В 1884 г., еще до окончания университета, его зачислили на службу в МВД. Вслед за этим, правда, последовал полугодовой отпуск, в течение которого Столыпин, по-видимому, завершал дипломную работу. Вернувшись на службу, он подал прошение о переводе в Министерство государственных имуществ.1887-1889-е годы Столыпин просидел в Департаменте земледелия и сельской промышленности на скромной должности помощники столоначальника, имея чин коллежского секретаря. В 1888 г. он получил придворное звание камер-юнкера. 1889 г. он опять перешел в МВД. Его назначили ковенским уездным предводителем дворянства.

О деятельности П.А. Столыпина на посту уездного предводителя мало что известно. Вспоминая те годы, Столыпин писал, что «служил себе просто, исполнял свои обязанности и не мудрил», но в то же время старался не быть «статистом». Это подтверждает его работа в уездном попечительстве о народной трезвости. Такие попечительства существовали во всех уездах, предводители дворянства возглавляли их по должности и чаще всего сводили свою деятельность в них к ритуальным заседаниям и подписыванию ненужных бумаг. Казалось бы, такой стиль работы более всего соответствовал условиях Ковенской губернии, где население было сравнительно непьющим. Но Столыпин подошел к делу неформально попытался направить деятельность попечительства в русло распространения культуры среди населения. По его инициативе и под его наблюдением попечительство построило в Ковно «Народный дом». Первый этаж занимала «чайная трезвости», на втором располагался просторный зрительный зал, в котором предполагалось устраивать народные чтения, спектакли и концерты. Строительство было окончено в 1899 г. – в тот год, когда Столыпин оставил пост уездного предводителя.

И все же основным занятием Столыпина в те годы было хозяйствование в Колноберже, к которому примыкали фольварки Петровский и Ольгино. Столыпину удалось превратить свое имение в образцовое хозяйство и многопольным севооборотом и развитым животноводством.

Столыпин, однако, не был вполне удовлетворен экономическими итогами своих дел. Малоплодородные и переувлажненные земли Ковенской губернии требовали рытья канав и внесения химических удобрений. Это вело к удорожанию продукции и ставило местных помещиков в невыгодное положение перед производителями хлеба из южных губерний. Выход из такого положения Столыпин видел в постепенной переориентации местного сельского хозяйства в направлении животноводства.

Занятие собственным хозяйством было настолько захватывающе-увлекательным делом, что Столыпин не смог совершенно его оставить и тогда , когда течение го жизни пошло совсем в ином направлении. Однажды, будучи уже в должности губернатора, он улучил момент, чтобы заехать в Колноберже. Увидев его за хозяйственными делами, один из соседей заметил, что «не губернаторское это дело». «Не губернаторское, а помещичье, значит важное и нужное», - отвечал Столыпин.

А в общем же первое ковенское десятилетие, до начала карьерного взлета, было вероятно, самым счастливым периодом в жизни Столыпина. «Любовь и труд, - говорил он, - вот залог счастья и жизни».

В 1889 г. Столыпин был назначен ковенским губернским предводителем дворянства. В губернской иерархии эта должность стояла на втором (после губернатора) месте.

nbsp;    Его дочь, Мария Петровна Бок, в «Воспоминаниях о своем отце» приводит такой случай. Однажды, когда она ещё была совсем маленькой, услышав из разговоров родителей о том, что «папа получил какой-то чин», маленькая Маша подошла к отцу и поздравила. «Он похлопал меня по щеке и сказал:
     – С этим, девочка, поздравлять не стоит. Это «чиновники» придают такое значение чинам, а я работаю в надежде принести пользу нашей родине, и награда моя – видеть, когда мои начинания идут на благо ближним».
     Летом 1902 г. П.А. Столыпин был назначен Гродненским губернатором. «…С первых дней губернаторства, – вспоминает Бок, – моего отца стали осаждать просьбами о получении места. Даже я получала письма с просьбами о заступничестве. Мой отец терпеть не мог этих ходатайств о «протекции», и ни родные, ни знакомые не получали просимого, кроме очень редких случаев, когда были этого действительно достойны!»
     В Гродно он пробыл всего 10 месяцев. Затем новое назначение – губернатором в Саратовскую губернию.
     В марте Столыпин ездил в Петербург. Там 8 марта у него состоялась первая встреча с Императором Николаем II. Столыпин сообщал жене, что Государь «был крайне ласков и разговорчив: говорили про губернию, про пробудившийся патриотизм… Закончил уверенностью, что все в губернии пойдет хорошо».

Служба в Саратовской губернии

Саратовская губерния в начале XX века представляла собой аграрную губернию с развитым помещичьим землевладением. Губернаторы в Саратове в конце XIX - начале XX вв. менялись часто, они назначались в центре и, слабо вникнув в проблемы губернии, либо уходили на повышение, либо отправлялись на пенсию в Государственный совет. Губерния по сути дела управлялась временщиками.

К тому времени Саратов был городом, где проживало около 150 000 жителей, но в котором уже работали 150 фабрик и заводов, составляющих мощный промышленный потенциал. К тому же, здесь было более 100 учебных заведений, 11 библиотек, 9 периодических изданий. Все это создавало ему славу «столицы Поволжья», и Столыпин, с головой окунувшись в дела, старался эту славу упрочить.

Столыпин, прибыв на место, сразу стал инспектировать отдаленные уезды. Находясь в Царицынском уезде, он слышал: "Совесть пропита, правда запродана", "Ждали тебя как царя". Ждали ведь они 25 лет (столько времени не показывались в этих местах губернаторы), и я решил тут же распорядиться, чтобы они знали, что могут доискаться до правды", - писал Столыпин. "Тут же уволил волостного писаря и земскому начальнику до нового года приказал подать в отставку".

Состоялась торжественная закладка Мариинской женской гимназии, ночлежного дома, строились другие учебные заведения, больницы. Начинается асфальтирование саратовских улиц, устройство водопровода, газового освещения, модернизация телефонной сети. 

В губернии сразу почувствовали, что пришел хозяин, человек, знающий что он хочет от подчиненных и неукоснительно от них требующий этого. В Саратове сразу распространилось мнение, что Столыпин наведет порядок, искоренит коррупцию, справится с проблемами хозяйства и финансирования. 

Саратов сразу выдвинулся в один крупнейших центров промышленности и торговли России. Столыпин реорганизовал систему управления Саратовской губернии, стал вникать в каждую мелочь и со свойственным ему огромным трудолюбием стал издавать одним за другим законодательные акты регионального уровня. Наиболее интересными из них были постановления в области сельского хозяйства. Столыпин потребовал от крестьянских общин отчетов о том, как происходит севооборот, посев и уборка урожая, сколько зерна производит губерния и куда оно продается. С помещиков Столыпин взял обязательство не оставлять землю в хозяйственной небрежности и сдавать ее сельским обществам в аренду. 

Именно в Саратовской губернии закладывались основы знаменитой столыпинской реформы. 

В мае 1904 г. в Саратовской губернии начались крестьянские беспорядки – явление, с которым новый губернатор прежде не сталкивался.

В самом центре русской стихии оказалась Саратовская губерния, в которой революционный элемент был особо активен, в которой был один из центров Российского революционного подполья. Уже в Саратове молодой губернатор оказался «меж двух огней», противостоял двум стихиям: революционной, оппозиционной к правительству силы и «правой», как её называли и называют «реакционной» части общества, стоящей на монархических и православных позициях. В разгоравшейся борьбе этих сил Столыпин видел опасность для жизни губернии и страны, и пытался собственными силами усмирить бушевавшие страсти. Энергичность и решительность Саратовского губернатора содействовала сплочению вокруг него всех трезвых и умеренных сил, стремящихся к успокоению российской губернской жизни. С волнениями в этот раз удалось быстро покончить.

В Царицьще его ожидал тюремный бунт. Из тюрьмы доносились революционные песни. Струсившее начальство боялось пускать губернатора в очаг волнений. Два дня Столыпин разбирался с положением в тюрьме и беседовал с заключенными. В конце концов, политические обещали не петь и вести себя разумно. Дело закончилось отсидкой в карцере двух уголовников. 

Грозовая атмосфера лета 1904 г. разрядилась 15 июля убийством Плеве. Новым министром внутренних дел стал князь П.Д. Святополк-Мирский. Началась «либеральная весна», столь трагично завершившаяся 9 января 1905 г. «Кровавое воскресенье» стало первым днем первой русской революции.

Вскоре в Саратове и других городах губернии начались забастовки, митинги и демонстрации.

В своей практической деятельности П.А. Столыпин пытался сплотить всех противников революции, от епископа Гермогена до некоторых праволиберальных земцев, и развернуть монархическую пропаганду среди населения. Было собрано около 60 тыс. руб., губернский город разбили на три части, в каждой из которых открыли «народные клубы», превратившиеся в опорные пункты черносотенных дружин. Всякий раз, когда в городе начинались демонстрации, правые устраивали контрдемонстрации. Каждый нес корзину с камнями, а во главе колонны шли самые дюжие молодцы. Получая камни из задних рядов, они беспрерывно швыряли их в демонстрантов. Руками черносотенцев, стараясь не прибегать к помощи войск, Столыпин боролся с революционным движением в Саратове.

Летом 1905 г. Саратовская губерния стала одним из главных очагов крестьянского движения. В сопровождении казаков Столыпин разъезжал по мятежным деревням. Против крестьян Столыпин действовал напористо и бесцеремонно. Выступая на сельских сходах, губернатор употреблял много бранных слов, грозил Сибирью, каторгой и казаками, сурово пресекал возражения. Производились повальные обыски и аресты. Разгонялись все самодеятельные крестьянские организации.

События в деревне заставили Столыпина вновь задуматься о существовании «какого-то коренного неустройства в крестьянской жизни». В соответствии со своими семейными традициями и сложившимися взглядами он усматривал причины этого «неустройства» во «всепоглощающем влиянии на весь уклад сельской крестьянской жизни общинного владения землею, общинного строя».

В разгар полевых работ 1905 года волна беспорядков пошла на убыль. Товарищ министр внутренних дел Д.Ф. Трепов докладывал Императору Николаю II: «В Саратовской губернии благодаря энергии, полной распорядительности и весьма умелым действиям губернатора, камергер двора Вашего Императорского Величества Столыпина порядок восстановлен…».

Осенью крестьянские волнения возобновились с невиданной ранее силой. По-видимому, Столыпин не справлялся с положением, поскольку на помощь ему был командирован генерал-адъютант В.В. Сахаров, бывший военный министр. Вскоре Сахаров отправился в карательную экспедицию. По возвращении из нее, в конце ноября 1905 г., он был застрелен посетительницей, явившейся к нему на прием в губернаторский дом. Вместо Сахарова прибыл генерал-адъютант К.К. Максимович, разъезжавший по Саратовской и Пензенской губерниям до начала 1906 г.

Оставаясь в Саратове, П.А. Столыпин тоже не сидел сложа руки. Саратовская губерния располагалась по правому берегу Волки. В декабре стало известно, что за рекой, в Новоузенском уезде Самарской губернии, вспыхнуло крестьянское восстание. Не колеблясь, Столыпин послал имевшийся в его распоряжении воинский отряд для подавления восстания в чужой губернии. За это он удостоился благодарственной телеграммы от самого царя.

И все-таки получилось так, что в критический период революции карательными экспедициями руководили генерал-адъютанты, крестьян расстреливали строевые офицеры, а Столыпин оказался как бы в стороне. На него, в отличие от многих других губернаторов, не было систематической охоты со стороны террористов. Эсерка-террористка, явившаяся в губернаторский дом под видом просительницы, прошла к Сахарову, а не к Столыпину.

Надо, впрочем, сказать, что Столыпина тоже не останавливали соображения о возможных жертвах. Именно от него исходил приказ разогнать митинг 16 декабря в Саратове. После этой кровавой акции с революцией в губернском городе было покончено Крестьянское же движение, несмотря на весь вандализм репрессий, с большим трудом поддавалось усмирению и медленно шло на убыль. То затухая, то разгораясь, оно продолжалось и после отъезда из губернии и Максимовича, и Столыпина.

П.А. Столыпин на посту министра внутренних дел

После ухода в отставку правительства Витте, совпадающего по срокам с подготовкой к работе Первой Государственной думы, в конце апреля 1906 года Столыпин, телеграммой председателя Совета Министров Горемыкина, получил распоряжение выехать в Петербург. В первый же день приезда он был приглашен в Царское село для встречи с Николаем II. Именно государь, отметивший, что давно следит за деятельностью Столыпина в Саратове и считает, его выдающимся администратором, сказал, что назначает его министром внутренних дел. 26 апреля 1906 года А.П. Столыпин становится министром внутренних дел.

До сих пор не ясно, какие пружины вытолкнули П.А. Столыпина, сравнительно молодого и малоизвестного в столице губернатора, на ключевой в российской администрации пост. Впервые его кандидатура обсуждалась в октябре 1905 г. на совещании С.Ю. Витте с общественными деятелями. Обер-прокурор Синода князь А.Д. Оболенский, родственник Столыпина, предложил его на пост министра внутренних дел. Но Витте не хотел видеть на этом посту никого другого, кроме П.Н. Дурново, общественные же деятели мало что знали о Столыпине.  

Вторично вопрос о нем встал в апреле 1906 г., когда уходило в отставку правительство Витте. Американская исследовательница М. Конрой считает, что своим назначение Столыпин во многом был обязан своему шурину Д.Б Нейдгардту, удаленному с поста одесского градоначальника (в связи с еврейским погромом), но сохранившему влияние при довре. В.С. Дякин отмечает особо активную роль в выдвижении Столыпина управляющего Кабинетом его величества князя Н.Д. Оболенского. П.Н. Зырянов считает, что сказал свое веское слово и Д.Ф. Терпов. Занимая пост товарища министра внутренних дел, он прославил тем, что в октябре 1905 г. издал приказ «Холостых залпов не давать, патронов не жалеть». Когда его перевели на более скромную должность дворцового коменданта, он неожиданно приобрел огромное влияние на царя. С этого времени Трепов стал разыгрывать глубокомысленные и многоходовые комбинации, словно играл в шахматы с общественным мнением. Замена, перед самым созывом Думы, либерального премьера Витте на реакционного И.Л. Горемыкина была вызовом общественном мнению. И чтобы вместе с тем его озадачить, было решено заменить прямолинейного карателя Дурново на более либерального министра. Выбор пал на П.А. Столыпина. 

При посредничестве Крыжановского Столыпин завязал негласные контакты с председателем Думы С.А. Муромцевым. Состоялась встреча Столыпина с лидером кадетов П.Н. Милюковым. 

В это же время еще более интенсивные переговоры велись с правым дворянством. В мае 1906 г. собрался первый съезд уполномоченных дворянских обществ. Он был созван при содействии правительства, представители которого (В.И. Гурко, А.И. Лыкошин) участвовали в заседаниях. На съезде был избран постоянно действующий Совет объединенного дворянства. Во время частных переговоров со Столыпиным он обещал поддержку правительству на следующих условиях: 1) роспуск Думы, 2) введение «скорорешительных судов», 3) прекращение переговоров с либеральными деятелями о вхождении их в правительство, 4) изменение избирательного закона. I Дума была распущена 8 июля 1906 г. Соглашение правительства с представителями поместного дворянства постепенно исполнялось, и налицо была определенная консолидация контрреволюционных сил, чему немало содействовал министр внутренних дел. 

Правительство пошло на роспуск Думы не без внутреннего трепета. И действительно, на какое-то время обстановка в стране резко накалилась. Большинство членов распущенной Думы 10 июля собралось в Выборге, входившем тогда в состав Финляндии, и призвало граждан России не давать «ни копейки в казну, ни одного солдата в армию», пока не будет вновь созвана Дума. Вскоре под самым Петербургом начались военные восстания. 18 июля восставшая Свеаборгская крепость провозгласила лозунги: «Учредительное собрание», «Земля и воля». Через два дня произошли восстания в Кронштадте и на Крейсере «Память Азова», стоявшем на ревельском рейде.  

Правительство чувствовало шаткость своего положения и ожидало развитие событий в худшую сторону. В такой обстановке Столыпин уже в качестве премьера, вновь начал переговоры о вхождении в правительство общественных деятелей. Но ему так и не удалось освежить кабинет министров. Правительство в основном осталось горемыкинским. Не все его члены были единомышленниками Столыпина. Министр финансов В.Н. Коковцов, опытный государственный деятель и второе по значению лицо в кабинете, не скрывал скептического отношения к аграрным начинаниям Столыпина и жалел на них денег. В оппозиции иногда оказывался и князь Б.А. Васильчиков, назначенный на пост главноуправляющего землеустройством и земледелием. Министр юстиции И.Г. Щегловитов обычно поддерживал Столыпина, но при этом сильно его компрометировал, поскольку был непопулярной личностью (он выступал за отказ от принципа несменяемости судей и за полное их подчинение Министерству юстиции, при нем наметилось сближение органов юстиции и полиции).

Драматические события в августе 1906 г. показали, что правительство по-прежнему на первый план ставит борьбу с революционным движением. 12 августа к министерской даче на Аптекарском острове подкатило ладно с двумя жандармскими офицерами и одни человеком в штатском. Опытный швейцар заметил у офицеров несоответствие в форме. Вызвали подозрение и портфели, которые бережно держали все трое. Однако швейцару не удалось их остановить. Вбежав в переднюю, они натолкнулись на генерала, ведавшего охраной. Тогда они швырнули портфели и взрывом мгновенно разметало дачу.

Сами революционеры, генерал Замятин и швейцар были разорваны в клочья. Двое детей Столыпина – пятнадцатилетняя дочь Наталья и трёхлетний сын Аркадий – оказались тяжело раненными. От взрыва Наталью выбросило на мостовую и она попала под ноги лошадей, запряженных в полуразрушенное ландо убийц. Её ноги накрыло какой-то доской, которую топтали бесновавшиеся от боли лошади. После этого Наталья ещё в течение двух лет не могла передвигаться.
     Единственной, совершенно не пострадавшей комнатой во всём доме был кабинет Столыпина. Поистине, чудо Божие! Видать, Господу было угодно, чтоб Столыпин оставался на своём месте ещё 5 лет.
     Именно в 1906 г., когда покушения на высших должностных лиц Империи шли одно за другим, когда революционный террор повсеместные формы, когда запуганное население Империи боялось вечерами выходить на улицы, Столыпин, выступая перед Второй (наиболее революционной) думой, произнёс одну из лучших своих публичных речей. Она заканчивалась словами: «Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич и воли, и мысли; все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: «Руки вверх!». На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: «Не запугаете!». 

После теракта Николай II распорядился, чтобы Столыпина с семьей поселили в тщательно охраняемом Зимнем дворце. Петр Аркадьевич, привыкший во время отдыха совершать пешие прогулки, не отказался от своей привычки и здесь: теперь он прогуливался по крыше Зимнего дворца.

Но охота на Столыпина продолжалась. За каждым его выездом из Зимнего следили какие-то подозрительные люди. Вскоре обнаружилось, что напротив дома его сестры, которую он часто навещал, снята комната для убийц. Один из арестованных по этому поводу эсеров на допросе признался, что его рука уже два раза поднималась для выстрела, но оба раза премьер показывался у окна не один – то с больной сестрой, то с ребенком, и рука невольно опускалась... Служба безопасности премьера приготовила для него специальный «щит» – портфель с металлической перегородкой внутри. С такой защитой хоть куда, лишь бы убийца заранее предупредил, когда будет стрелять...

После этого случая Столыпин очень изменился. Когда ему говорили, что раньше он вроде бы рассуждал иначе, он отвечал: «Да, это было до бомбы Аптекарского острова, а теперь я стал другим человеком». И действительно, с этого времени он подавил в себе ту гуманность, которую нередко проявлял, например, в Саратове, особенно до начала революции. 19 августа 1906 г. в чрезвычайном порядке, по 87-й статье Основных законов, был принят указ о военно-полевых судах. Рассмотрению этих судов, в состав которых назначались строевые офицеры, подлежали такие дела, когда совершение «преступного деяния» представлялось «настолько очевидным», что не усматривалось надобности в его расследовании. Судопроизводство должно было завершиться в пределах 48 часов, а приговор по распоряжению командующего округом исполнялся в 24 часа. Впоследствии Столыпин признавался, что подобные меры – это «тяжелый крест», который ему приходится нести против своей воли.

Официальных сведений о числе жертв военно-полевых судов нет. По подсчетам исследователей, за восемь месяцев (с августа 1906 г. по апрель 1907 г) они вынесли смертные приговоры 1102 человекам. Согласно закону, указы, принятые по 87-й статье, должны были вноситься в Думу не позднее двух месяцев после ее созыва. II Дума собралась 20 февраля 1907 г. Правительство понимало, что она отклонит указ о военно-полевых судах едва ли не в тот же день, когда он будет внесен. Поэтому указ не был внесен на рассмотрение Думы и автоматическим потерял силу 20 апреля 1907 г. Казни, однако, не прекратились, поскольку продолжали действовать военно-окружные суды. 

К моменту созыва II Думы правительство в основном завершило разработку первой очереди своих реформ. Готовые законопроекты были внесены в Думу. По составу эта Дума была левее первой, но действовала осторожней. И все же правительство вскоре стало готовиться к ее роспуску. Царя раздражали речи левых депутатов. Поместное дворянство было недовольно тем, что Дума не хотела отказаться от планов частичного отчуждения помещичьей земли. В конце концов, Столыпину удалось добиться от Думы осуждения террористических актов. Но остались глубокие разногласия по аграрному вопросу.  

Конфликт между правительством и II Думой отзывался эхом по всей стране. В правительстве крепло убеждение, что с революцией нельзя покончить, пока действует эта Дума. Разгон Думы был делом нетрудным, но опыт показывал, что новая Дума будет повторение старой. Вставал вопрос, править ли без Думы или же менять избирательный закон так, чтобы обеспечить благоприятный для правительства состав депутатов. В Основных законах содержалась оговорка, что изменение порядка выборов в Думу не может быть произведено без согласия Думы. Было решено пойти на прямое нарушение закона. Во главе заговора стоял царь. 

Замысел состоял в том, чтобы одновременно с роспуском Думы обнародовать новый избирательный закон. Его выработка была делом непростым, и это задерживало роспуск.  

В качестве предлога для роспуска Думы послужили документы (подлинные или поддельные), найденные во время обыска у депутата И.П. Озола, члена социал-демократической фракции. На их основании было раскручено дело по обвинению фракции в связи с военной организацией РСДРП и в подготовке восстания в войсках. 

В ночь со 2 на 3 июня 1907 г. были арестованы те члены социал-демократической фракции, которым не удалось заблаговременно скрыться. Утром был обнародован манифест о роспуске Думы и изменении Положения о выборах. Это событие вошло в историю как третьеиюньский государственный переворот. 

Второе междудумье (время после роспуска II Думы и до созыва третьей) не было использовано Столыпиным для проведения новых указов по 87-й статье. Правительство занималось добиванием революционного движения, преследовало демократические и леволиберальные партии и организации, оппозиционные газеты и журналы. 

III Дума, избранная по новому закону и собравшаяся 1 ноября 1907 г., разительно отличалась от двух предыдущих. В результате смены избирательной системы ядром третьей Думы стали октябристы во главе А.И.Гучковым, настроенные на конструктивную работу с правительством. Кадеты заняли выжидательную позицию. Они не хотели разгона Думы и предпочитали обойтись без революции, а потому были готовы сотрудничать с “проправительственной” партией октябристов по частным вопросам. Трудовики, прежде задававшие тон, теперь были представлены крошечной фракцией в 14 человек. 

Существо политики Столыпина в период после окончания революции составляло лавирование между интересами помещиков и царской монархии, с одной стороны, и задачами капиталистического развития страны (разумеется, как их понимал Столыпин) – с другой. Эта политика получила название бонапартистской. 

16 ноября 1907 г. Столыпин выступил с обращением к Думе. Напомнив депутатам о правительственной программе, он подчеркнул, что Думе нового созыва предстоит решать те же вопросы, но теперь уже в ситуации обострившегося противостояния политических сил и в значительно более сжатые сроки; центральной проблемой остается при этом землеустройство крестьян. Вторым вопросом, на который премьер обратил особое внимание думцев, была реформа местного самоуправления. Премьер явно торопился с принятием соответствующих законов, стараясь, однако, не вызвать раздражения царя и придворной камарильи. Этим было обусловлено усиление монархической риторики в речах премьера, которой он раньше не злоупотреблял.  

Работа третьей Думы проходила в сложной обстановке и не без противоречий, но в целом довольно конструктивно. За время ее полномочий было обсуждено 2571 предложение, внесенное правительством, выдвинуты 205 законодательных инициатив [Третья Государственная Дума 1912: VII]. Главным итогом ее деятельности стало принятие аграрного закона (на основе указа 9 ноября 1906 г.). Оценивая перспективы его реализации, В.И.Ленин признавал, что, если бы столыпинская аграрная политика продержалась достаточно долго, пересоздав на буржуазный лад деревенские поземельные отношения, это могло бы заставить социал-демократов “отказаться от всякой аграрной программы”, поскольку означало бы подрыв социальной базы революции в деревне [Ленин т. 17: 32]. Кадеты тоже понимали, что в случае успеха столыпинской реформы их собственная аграрная программа потеряет всякий практический смысл [см. Дякин 1977: 123]. Особенностью деятельности Столыпина на посту председателя Совета министров было соединение проектно-управленческих функций с контрольно-исполнительными. Примером реализации вторых может служить поездка премьера в Поволжье, Сибирь и Алтай с целью контроля за ходом переселенческого процесса. Столыпин считал, что перевод массы крестьянских хозяйств на пустующие земли Сибири не просто решает проблему малоземелья в центральных губерниях, но имеет общеэкономическое и стратегическое значение для страны. Противоречивые цифры докладов об укоренившихся в Сибири переселенцах и о тех, кто вернулся в европейскую Россию, не сумев приспособиться к суровым условиям, побудили премьера лично ознакомиться с положением вещей.  

Не останавливаясь подробно на всех перипетиях этого путешествия, отметим для понимания его масштабности лишь основные пункты маршрута: Челябинск, Петропавловск, Омск, из Омска по Иртышу в Павлодар, далее по предгорьям Алтая в Кулундинские степи. Затем следовал Томск, из Томска по Транссибирской магистрали премьер проехал до станции Боготол, сделав несколько остановок для осмотра труднодоступных таежных поселений.  

Эта рабочая поездка создавала прецедент нового стиля государственного управления. Столыпин получил возможность сопоставить официальные отчеты губернаторов со своими личными наблюдениями и на этой основе делать выводы и принимать квалифицированные решения.  

В 1908 – 1910 гг. были собраны хорошие урожаи, набирало темпы промышленное производство, спала волна насилия, что открывало благоприятные возможности для продолжения и углубления реформ и должно было бы укрепить позиции премьера. Тем не менее Столыпин оказался в сложной ситуации.  

Его обвиняли в том, что он действует не в качестве “верноподданного слуги своего государя”, а проводит собственную политику. В Государственном совете один за другим стали проваливаться его проекты, уже утвержденные Думой. По свидетельству А.И.Гучкова, складывалось впечатление, что Столыпина обложили со всех сторон. Враждебность к нему проявляла придворная камарилья, почувствовавшая свою ненужность новому режиму, создаваемому премьером. Резко отрицательно относились к Столыпину отставные бюрократы, составлявшие большую часть Государственного совета. Вдобавок Столыпин, по наблюдениям Гучкова, создал себе врагов в лице губернской бюрократической верхушки, которую он подвергал регулярным сенатским ревизиям, изобличавшим в их среде хищничество и произвол. Этот растревоженный осиный улей никогда не прощал Столыпину ни его просчетов, ни, тем более, успехов [см. Изгоев 1912: 85].  

Консервативные круги – Союз объединенного дворянства, правое крыло Государственного совета, придворная камарилья – считали миссию премьера (которую они видели лишь в наведении порядка) уже выполненной и не хотели идти на реформы, подрывавшие устои самодержавия. Страх, пережитый во время революции, спровоцировал рост монархических настроений в высших кругах общества. Монархическая риторика, как уже говорилось, усилилась и в публичных выступлениях самого Столыпина, но это не укрепило его позиции в придворных кругах, откуда все чаще раздавались голоса, требовавшие ликвидации Думы и возвращения “к исконно русской форме правления” – неограниченному самодержавию. В черносотенной прессе, чутко улавливавшей настроение Двора, против Столыпина развернулась кампания политических наветов.  

В этих условиях правительству и лично премьеру оказалось крайне тяжело сотрудничать одновременно и с Думой, и с высшей государственной властью Империи. В своей последней думской речи Столыпин раскрыл сложную механику принятия правительственных решений в условиях самодержавия, дополненного нарождающейся и потому особенно острой партийной борьбой в парламенте. Он подчеркнул, что серьезные законопроекты, внесенные на рассмотрение Думы, каждый раз признаются в Таврическом дворце недостаточно радикальными и подвергаются соответствующей перелицовке. Внесенные же в новом виде на утверждение Государственного совета они блокируются или отклоняются как слишком радикальные. Чтобы найти выход из тупика, правительство вынуждено постоянно обращаться к статье 87 Основных законов, а в Думу направлять малозначащие законопроекты, занимая ее так наз. “вермишелью”. Именно таким путем были запущены и аграрная реформа, и процесс организации земств в Западном крае. 

Но и этот отработанный механизм стал давать сбои. Законодательные инициативы правительства блокировались Государственным советом при поддержке царя. Становилось все более очевидным, что император крайне тяготится инициативным и волевым премьером и хотел бы избавиться от него.  

  К 1908 году на правом политическом фланге окончательно оформилась коалиция ненавистников Столыпина. В нее входили влиятельные группировки внутри Государственного совета и Объединенного дворянства, высшие иерархи православной церкви, многие высокопоставленные чиновники, которые ощущали себя не удел в свете новых политических экспериментов, а также большая часть «камарильи» в союзе с крайне правыми политиками Думы и некоторыми близкими к ним журналистами. В полной мере была использована двусмысленность положения премьер-министра, который должен был действовать как «слуга царю», чиновник и парламентский политик одновременно. 

Столыпин никогда не был особенно близок к придворным кругам. Его власть в значительной мере основывалась на доверии к нему Николая II. Но постепенно царь начал им тяготиться. Ему казалось, что Столыпин узурпирует его власть. «И кто это мне так гадит у государя, я совсем его не узнаю», - с отчаянием говорил однажды Столыпин, выйдя от Николая. Как вспоминал Крыжановский, «гадили» очень многие. 

В 1909 г. в отношениях между Николаем II и Столыпиным произошел перелом. «Правые» Государственного совета извлекли из кучи законодательной вермишели проект штатов Морского генерального штаба и подняли скандал, доказывая, что Дума и Столыпин вторгаются в военную область, которая по закону входит в исключительную компетенцию царя. Это звучало тем более убедительно, что одновременно протекал Боснийский кризис, в разрешении которого Столыпин принимал активное участие, стараясь не допустить войны. Между тем внешняя политика тоже входила в исключительную компетенцию царя. Столыпин был, видимо, не рад, что связался с морскими штатами, но отступать было поздно. Как раз в это время у него произошло сильнейшее воспаление легких, и он срочно уехал в Крым. В.Н. Коковцов, оставшийся за Столыпина, добился прохождения морских штатов через верхнюю палату, но царь отказался подписать законопроект. Вернувшись в Петербург, Столыпин заговорил об отставке. 

Примерно в это же время Столыпин переехал из Зимнего дворца на Фонтанку, в свою постоянную резиденцию. «Мой авторитет подорван, - говорил он в частной беседе, - меня подержат, сколько будет надобно для того. Чтобы использовать мои силы, а затем выбросят за борт». 

При дворе в те годы постепенно набирал силу Г.Е. Распутин. Докладывая царю о его похождениях Столыпин давал понять, что в обществе начинаются толки и пересуды, а потому с Распутиным лучше расстаться. Николай однажды на это ответил: «Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы». 

Переломный момент наступил в 1909 году, когда Столыпин подал прошение об отставке после того, как его обвинили в отсутствии должного рвения в защите царской власти. Царь не принял отставки, однако слабое место Столыпина было обнаружено. Тот отреагировал попыткой умиротворения своих критиков справа и царский двор, перенеся акцент своих заявлений и новых законодательных предположений на русификацию «окраин», пытаясь разыграть националистическую карту. Автономия Финляндии была сильно урезана. Район Хельма был отделен от польских губерний в ответ на требования местного православного духовенства, зараженного ксенофобией. Предпринимались шаги, чтобы ужесточить выполнение положений, ограничивающих проживание евреев за чертой оседлости, т. е. вне районов, которыми было законодательно ограничено их проживание. Тактическое соглашение между Столыпиным, большинством в Думе, Государственным советом и царем было восстановлено очень быстро, если судить по скорости, с которой законопроект по Финляндии превращался в закон. Тем не менее, Столыпин так и не обрел вновь доверия правых кругов, и прохождение других его законопроектов не облегчилось. Травля Столыпина, опиравшаяся на растущую поддержку со стороны родственников царя, его друзей и сановников из ближайшего царского окружения, продолжалась, в то время как многие депутаты Думы, которые относились к нему с уважением, находили все более сложным поддерживать премьер-министра в его «поправении».

Врагам Столыпина в конце концов удалось нанести ему жестокий удар в марте 1911 года по вопросу законодательства о создании земств в западных губерниях России. Казалось, с этим проектом не будет особых затруднений, и, действительно, он был принят Думой и послан в Государственный совет, который, казалось, тоже был готов его принять. Но тут-то Столыпина и поджидала ловушка, устроенная коалицией под руководством П. Дурново и Д. Трепова. Основной их аргумент состоял в следующем: национальные курии будут способствовать разъединению страны, а кроме того, подобное расширение избирательных прав слишком демократично. Законопроект был отклонен, продемонстрировав всем и каждому слабость премьер-министра.

Столыпин был в ярости. Он потребовал от царя, чтобы тот распустил на три дня Думу и Государственный совет и провел отвергнутый законопроект по 87-й статье. Он также потребовал наказания тех, кто подставил ему подножку, грозя подать в отставку. На какое-то время его воля победила — царь подписал указ и попросил Дурново и Трепова покинуть Санкт-Петербург. Но затем разразилась гроза. Царь впал в гнев из-за того, что на него оказали давление. Антистолыпинское правое крыло негодовало из-за того, как обошлись с его вождями, и строило планы мести. Сторонники Столыпина в Думе возмущались, наоборот, столь вопиющим антиконституционным использованием юридической уловки. Враги Столыпина явно подступали вплотную для того, чтобы нанести последний удар. К середине1911года он был политическим мертвецом и сам сознавал это. Его устранение сполитической арены стало лишь вопросом времени, и даже способ осуществления был уже, по-видимому, выбран царским окружением — решено было сделать Столыпина наместником Кавказа, что удалило бы его от Санкт-Петербурга и реальной политики. Осуществлению этого плана помешала его смерть.

Убийство П.А. Столыпина

В августе 1911 г. вновь поползли слухи о скорой отставке Столыпина и о готовящемся на него покушении. В конце месяца в Киеве должны бил состоять торжества по случаю открытия земских учреждений и памятника Александру II. 28 августа Столыпин приехал в Киев.

Холодным, дождливым утром 29 августа состоялась церемония встречи императорского поезда. Столыпину сразу же показалось, что изменилась не только погода, но и что-то еще. Организаторы торжество сделали все, чтобы оттеснить главу правительства на задний план. Ему не нашлось места в экипажах, в которых следовали император, его семья и приближенные. Ему вообще не дали казенного экипажа, и председателю Совета министров пришлось нанимать извозчика. Увидев это вопиющее издевательство, городской голова уступил Столыпину свой экипаж. В частных разговорах Столыпин говорил, что по возвращении в Петербург он вновь подаст в отставку.

До сих пор не вполне понятны причины и мотивы этого преступления. Достоверно известно, что Богров был жандармским осведомителем, поставлял в полицию материалы о своих знакомых из числа анархистов и эсеров, получая за это 100-150 рублей в месяц. 26 августа он явился в охранное отделение и заявил, что во время своего недавнего пребывания в Петербурге он встречался с видными эсерами. Один из них, Николай Яковлевич, предупредил о своем приезде в Киев и попросил помочь с квартирой.

В киевской охранке информация Богрова произвела глубокое впечатление. В течение нескольких дней он шантажировал охранку Николаем Яковлевичем, который, бесплотный, словно дух, видимый одному лишь Богрову, приехал в Киев, поселился у него на квартире, вынул из чемодана два браунинга, проверил их и велел узнать приметы Столыпина и министра просвещения Л.А. Кассо. Чтобы не «спугнуть» Николая Яковлевича (вдруг он уже установил наблюдение за самим Богровым?), надо было побывать там, где будет Столыпин, и как бы выполнить поручение (узнать приметы), а заодно проследить, не появится ли вдруг его сообщница Нина Александровна, которая скрывается неизвестно где. Богров безотказно получал пропуски и билеты на все торжественные мероприятия и несколько дней ходил за Столыпиным едва ли не по пятам.

Существует две основные версии киевских событий. А.Я. Аврех изложил свои выводы образно и сжато: «Гениальным полицейским нюхом Курлов и К учуяли, что неожиданный приход Богрова является тем неповторимым случаем, который могут упустить только дураки и растяпы. Они отлично знали, что предвосхищают тайное желание двора и камарильи избавиться от Столыпина. Риск, конечно, был, но игра стоила свеч».

Польский историк Л. Базылев склонен был склонен считать, что охранка действовала без злого умысла. «Вера в его (Богрова) сведения может удивлять, - писал он. – Но, доверяя Богрову, Кулябко и Курлов поступили согласно своему многолетнему опыту. Они только не учли, какие попытки может совершить болезненная натура их осведомителя, и поплатились за это своими должностями». 

1 сентября 1911 г. в киевской опере шла «Сказка о царе Салтане» Н.А. Римского-Корсакова. В ложе находился царь, в первом ряду сидели министры во главе со Столыпиным, в 18-м ряду – Богров. В антракте после первого действия Столыпин поинтересовался у Курлова, задержана ли террористка и вообще, не пора ли ликвидировать все это дело. После второго акта был большой перерыв, царь покинул ложу. Публика потянулась к выходу.  

Министры, поднявшись со своих мест, сошлись у рампы. В центре, опершись о рампу, спиной к оркестру стоял Столыпин. С ним беседовал военный министр В.А. Сухомлинов. Здесь же был обер-прокурор Синода Саблер. Министр двора барон В.Б. Фредерикс, не участвовавший в беседе, рассматривал в бинокль публику на балконах. Потом к группе подошел местный землевладелец граф И. Потоцкий. В дверях появился высокий человек во фраке и очках, с зачесанными назад волосами. Некоторым показалось, что человек, решительно направившийся к группе министров, был блондин. В действительности Богров был сед. Подойдя на расстояние двух-трех шагов, он дважды выстрелил в Столыпина. Одна пуля навылет ранила его в руку и задела скрипача в оркестре. Другая попала в орден на груди, изменила направление, прошла через живот и засела в пояснице. Сухомлинова и Саблера, только что стоявших рядом, вдруг не оказалось на месте. На какой-то  миг Столыпин остался один. Побледнев как полотно и странно улыбнувшись, он сделал успокаивающий жест, желая, видимо, показать, что ничего страшного не случилось. В следующее мгновение к нему подскочили Потоцкий (которому нечего было бояться) и старый Фредерикс, оказавшийся не робкого десятка. Помогая Столыпину сныть сюртук, барон успел крикнуть: «Держите его!» - указал на медленно уходившего Богрова. Столыпин сел в кресло, сделав по направлению  к царской ложе жест, который многие поняли как крестное знамение. Богров успел дойти до выхода в коридор, но всеобщее оцепенение прошло, его схватили и избили. В ложе появился царь, постепенно порядок восстановился. Хор исполнил «Боже, царя храни». Раненого отправили в клинику.  

Первая ночь в клинике прошла тревожно, но утром Столыпину полегчало. «Ну, кажется, я на этот раз выскочу», - сказал он. Раненый старался держаться мужественно, шутил, но в нем чувствовалась внутреннее напряжение. Его тревожил каждый стук, каждый шорох. Приезд Ольги Борисовны из Колноберже несколько успокоил его. Но борьба со смертью постепенно становилась ему не по силам. Между тем торжественные мероприятия шли на намеченной программе. Царь однажды побывал в клинике, но к Столыпину не прошел, а матери написал, что Ольга Борисовна его не пустила. У больного возникли лихорадочные явления, и врачи решили извлечь пулю. Это не принесло облечения. Стали заметны признаки общего заражения организма. 5 сентября состояние резко ухудшилось, и вечером Столыпин умер.  

9 сентября Богров предстал перед Киевским окружным военным судом. Рано утром 12 сентября его повесили. Современников удивила эта поспешная расправа.  

Заметание следов говорит не в пользу версии о ротозействе. Его не надо было скрывать, оно было очевидно. И раз в обществе появились худшие подозрения, властям в общем-то выгоднее было бы показать, что ничего, кроме ротозейства, не было.  

Непонятными выглядят действия жандармов, столь доверчивых, что они, не проверив шитой белыми нитками истории Богрова, предоставили ему полную свободу действий. 

Обе версии имеют под собой аргументацию, и ни одна не может быть признана единственно верной. Существует и третье предположение, “обывательское”: жандармы провоцировали покушение Богрова с целью предотвратить его и получить награды и повышения, но оно выглядит весьма неубедительно. 

На панихиде его супруга Ольга Борисовна, обращаясь к Государю, сказала: «Как видите, Ваше Величество, не перевелись ещё Сусанины на Руси». Николай II ничего не ответил. Постояв у гроба, он обронил всего одно слово: «Прости…»
     Через год Петру Аркадьевичу Столыпину был установлен в Киеве памятник. Деньги на него собрали русские националисты. Столыпин изображен как бы говорящим с думской кафедры, а на камне высечены его знаменитые слова: «Вам нужны великие потрясения — нам нужна Великая Россия!».

Существует еще одно мнение О.А. Платонова: он связывает убийство Столыпина с его с работой подпольных масонских лож. В своем труде «История русского народа в XX в.» он пишет: «После Февральской революции 1917 года в документах Департамента полиции было найдено донесение агента Б.К. Алексеева из Парижа, полученное после убийства П.А. Столыпина, в котором он пишет: "Мало рассчитывая на то, что масонству удастся склонить премьер-министра в свою пользу, масоны... начали смотреть на г. Председателя Совета Министров как на лицо, могущее служить им препятствием... для прочного укоренения в России... Это последнее убеждение на Верховном Совете Ордена (в Париже)... побудило руководителей масонства прийти к заключению, что г. Председатель Совета Министров является для Союза... в настоящее время, - когда масонство собирается нажать в России все свои пружины, - лицом вредным для целей масонства. Такое решение Верховного Совета было известно в Париже еще несколько месяцев тому назад... Говорят, что тайные руководители масонства, недовольные политикой г. Председателя Совета Министров, воспользовались тесными отношениями, установившимися между Великим Востоком Франции и русскими революционными комитетами и подтолкнули исполнение того.плана, который у них только был в зародыше. Говорят также, что чисто "техническая" сторона преступления и кое-какие детали обстановки, при которой возможно было совершить покушение, были подготовлены через масонов.

Таким образом, масонские ложи участвовали в финансировании и подготовке целого ряда террористических актов. Безусловно, знали они и о подготовке убийства Столыпина, ибо еще в 1910 году в Петербурге во время свидания с эсером Е. Лазаревым будущий убийца Столыпина Д. Богров заявил: "Я еврей, и позвольте вам напомнить, что мы и до сих пор живем под господством черносотенных вождей... Вы знаете, что властным руководителем идущей теперь дикой реакции является Столыпин. Я прихожу к вам и говорю, что я решил устранить его».

* * * 

В областном правительстве прошло заседание Общественной палаты при губернаторе области "Реформатор и государственный деятель П.А. Столыпин: история и современность". В учебных заведениях г. Балашова, г. Новоузенска, села Столыпино Балтайского района прошли уроки памяти автора аграрной реформы.

После многих лет забвения в последнее десятилетие историческая справедливость восторжествовала и имени Петра Аркадьевича возвращено былое уважение. В Саратове открыт Столыпинский Центр, село Калинино Балтайского района переименовано в Столыпино, издаются книги, буклеты. В преддверии трагической даты, 90 лет со дня гибели, администрация Поволжской академии государственной службы выступила с инициативой присвоения академии имени Столыпина.